По итогам эпизода Поездка в Тур. 17 марта 1629 года (см. также первый пост в эпизоде Chacun son Tours. 18 марта 1629 года, утро.)
Отредактировано Провидение (2020-05-18 11:08:41)
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Вечер в деревне. 18 марта 1629 года, деревушка Ле-Брей на берегу Луары
По итогам эпизода Поездка в Тур. 17 марта 1629 года (см. также первый пост в эпизоде Chacun son Tours. 18 марта 1629 года, утро.)
Отредактировано Провидение (2020-05-18 11:08:41)
Утро было не добрым. Совсем не добрым. Особенно учитывая тот факт, что большая часть его прошла как в тумане. Ломота, озноб, боль, которая постепенно разливается по всему телу. В общем, все как обычно. Жюль-Сезар даже не заметил, как подобное состояние уже вошло у него в привычку. Точно так же как и вести жизнь подобно скитальцу, не имея ни крова, ни денег, ни будущего, ибо оно так туманно и неопределенно, что дальше нынешнего дня лучше не заглядывать. Наверное, "приключения" (если их можно так назвать) его последнего времени могли бы составить неплохую книгу. Но там, разумеется, все выглядело бы более поэтично. В книгах всегда все более поэтично. Между тем, как реальность зачастую сурова.
Эта самая реальность и навалилась на Бадремона, когда жар его отступил, а разум понемногу прояснился. Все, что сейчас он мог делать, это лежать и смотреть в потолок - рана его еще только начинала затягиваться, поэтому при каждом неосторожном движении причиняла боль. Поэтому, не имя возможности действовать, он предпочел предаться размышлениям, тем паче, что все события прошлой ночи еще гудели у него в голове, словно дикие пчелы.
Первой и них была, конечно, что господин де Ронэ (даже язык не поворачивался назвать его господином) мерзавец и негодяй. И даже не просто мерзавец. Это был самый отвратительный человек, из всех, кого только удалось узнать юноше за всю свою жизнь. Вчера Бадремон убедился в этом окончательно и вряд ли кто-то сумеет разуверить его в этой мысли. Та воистину отвратительная сцена, которая разыгралась здесь, произвела на него настолько сильное впечатление, что порой казалась лишь плодом воображения. Ибо в голове Жюля никак не могло уложиться, как дворянин мог так повести себя, да еще и с дамой. Но, видимо честь (как своя, так и чужая) была для де Ронэ пустым звуком, не иначе.
Думая обо всем произошедшем, Бадремон снова почувствовал, как у него вспыхивают щеки и сжимаются кулаки. Он был вынужден признаться, что вчера, чуть ли не первый раз за всю жизнь, ему по-настоящему хотелось убить человека. И не просто вызвать на дуэль а именно убить. Наверное, если бы он не был ранен, а в руках имел пистолет или шпагу, то он бы сделал это. Де Ронэ вызывал у него ненависть, которую прежде он за собой не замечал. И Бадремон многое мог бы простить своему обидчику - и колкие и обычные слова, которыми тот рассыпал каждый раз, и откровенные оскорбления, и даже то, что тот ударил его, раненого и безоружного. Но то, как он посмел обойтись с графиней. Нет, этого Бадремон простить уже не мог, да и не хотел. Да, сейчас он вряд ли мог что-то сделать этому человеку - он был явно слабее, к тому же плохо владел шпагой, у него не было ни денег, ни покровителей. Но про себя он подумал, что если когда-нибудь в будущем ему предоставится возможность отплатить обидчику за нанесенное оскорбление, то возможность эту он не упустит. На этом, кажется, ему стало немного легче.
Да, что и говорить, никудышный достался графине защитник.
И тут только его посетила мысль. Где же его спутница? И правда, ночью она была с ним - сквозь туман и жар он слышал ее, как она помогала врачевать его раны. Кажется, она даже плакала. Теперь же в комнате было тихо, даже вещей ее него было. Неужели?..
На вопрос хозяйка ответила только: "Так уехали уже. С тем одноглазым господином и уехали. Утром еще." Как? Опять с ним? Он даже сел на кровати. Разум отказывался это понимать. Как? Снова с этим де Ронэ? Как может быть такое? После всех этих колкостей, оскорблений, пренебрежения и, наконец, после того, как он (тут Бадремон поморщился) посмел ее ударить. Она все равно поехала с ним? Это было немыслимо. Он, должно быть, заставил ее. Да, кажется, он говорил что-то об этом. Во всяком случае, для Бадремона это было самое разумное объяснение тому, что после происшедшего графиня уехала с этим человеком. Но, по словам все той же хозяйки, графина села в карету сама. Что же за отношения их связывают?
Но развивать эти тему Жюль-Сезар не стал, ибо такие рассуждения могут завести на весьма зыбкую почву. И если про де Ронэ предполагать он мог все, что угодно, то вот думать плохо про графиню разум его отказывался. А пока же оставалось теряться в догадках и залечивать свои раны.
Отредактировано Жюль-Сезар де Бадремон (2020-05-26 22:48:53)
Г-н де Криссе снова явился в Ле-Брей около полудня, надеясь, что его задержку искупит его спутник: невысокий, дородный бородач в черном, восседавший на своем муле со всей величественностью, подобающей лучшему врачу в Амбуазе. Выбежавший навстречу приезжим конюх почтительно помог спешиться сперва ему, а затем, когда Криссе раздраженно его окликнул, и ему тоже. Примотанная к телу правая рука, болела, как и следовало ожидать, совершенно по-зверски, и выполненная мэтром Бреденом перевязка только, казалось, разбередила ее еще пуще, так что в обеденный зал трактира Криссе ввалился в расположении духа, очень мало подходящем к его намерениям.
- Вчерашняя дама, - буркнул он присевшей в книксене трактирщице, - дайте ей знать, что я хотел бы засвидетельствовать ей свое почтение… и извиниться.
Матушка Поль, которую Криссе облагодетельствовал своим вниманием лет этак пятнадцать назад, до сих пор смущалась, комкала в пальцах передник и боялась поднять глаза при каждом его визите, но тут нервно кашлянула.
- Нет ее, ваша милость. Уехали еще с утречка, и она, и одноглазый этот. Он еще с господином де Петанжем с утра повздорили, - она красноречиво покосилась на врача, которого здесь знали с тех пор, как Криссе привозил его лечить жену. - А мальчика они оставили, бедный мальчик, тихий такой, вежливый…
- Мальчика, - повторил Криссе, разрываясь между злостью на Петанжа, который, болван такой, полез в драку еще и за день до свадьбы, разочарованием, потому что дама произвела на него впечатление, и досадой из-за напрасно потраченных на мэтра Бредена денег. Хотя племянник же… - Что Петанж? Ранен? Тяжело?
Лицо матушки Поль, красноречиво помрачневшее в ответ на его второй вопрос, разгладилось при третьем.
- Задет только чуть, говорят. Седой Луи говорит, - поправилась она, - их милость у него остановились, а поутру этот одноглазый явился, Седой Луи говорит, глаза только на минутку отвел, а они уже дерутся. Но там крови мало было, говорит, не извольте беспокоиться.
Криссе, знавший, где они оставили на ночь Петанжа, закатил глаза. Ну да ладно, больше работы мэтру Бредену.
Он спросил, в какой комнате искать мальчика, узнав заодно его имя, и, поманив за собой врача, поднялся на второй этаж и постучал в нужную дверь.
- Господин де Бадремон? Это Криссе, мы вчера… познакомились. К вам можно? Я привел вам врача!
Жюль-Сезар, который к тому времени уже успел погрузиться в свои мысли, при виде гостей невольно вздрогнул. А узнав в них своих вчерашних знакомых, вздрогнул вторично. События прошлого тот час же всплыли в его памяти. "Что от меня нужно этим людям?" - пронеслось в голове. Лицо его тем временем приняло серьезно-озадаченное выражение. Следом мелькнула мысль о том, что если этот господин пришел продолжить вчерашний "разговор на шпагах", то он даже защититься будет не в состоянии. Словно в подтверждение этих слов рану снова сковало болью, хоть уже и меньшей, чем накануне. Но, похоже, нападать на него никто не собирался. Да и вид у гостя был какой-то виноватый.
Когда Криссе заговорил, то слова его заставили Бадремона удивиться вторично, хотя тот и старался не подавать вида. Такого он не мог предполагать. "Позвольте, какого врача?.. Он что, хочет помочь мне?" - подумал он, а сам почувствовал, как на глазах рушится его связь с реальностью. Госпожа графиня снова исчезает с этим странным господином, оставив его в полном одиночестве, а тот, кто вчера еще грозился проткнуть его, теперь является с помощью. Все это не поддавалось никакой логике, по крайней мере той, которой до сих пор пользовался Жюль-Сезар. Он не знал, что думать, поэтому решил, что пусть все идет как идет, а вслух, между тем, сказал:
- Да, э... добрый день, господа, - он немного смешался. - Прошу вас, проходите.
Г-н де Криссе не замедлил воспользоваться столь любезным приглашением, и мэтр Бреден, войдя следом, тут же направился к своему будущему пациенту.
- Ну-с, сударь, позвольте взглянуть… Кто вас перевязывал? Трактирщица? Или этот коновал?
В отсутствие в деревушке другого врача "коновал", он же Седой Луи, пользовал людей, может, и чаще, чем лошадей, и пользовался у них самой лучшей славой, но в мэтре Бредене, бесспорно, говорила профессиональная ревность.
- И как вы себя чувствуете? - добавил Криссе. - Господин де Петанж, которому вы оказали честь, скрестив с ним шпаги вчера, хотел бы пригласить вас на свою свадьбу завтра - если его собственное здоровье не заставит его отложить ее на несколько дней.
- Ха-ха, невеста вам этого не простит, - развеселился мэтр Бреден, подступаясь к юноше.
- Перевязывал? - Жюль посмотрел на повязку. - Это хозяйка. Она согласилась перевязать мои раны.
Врач тем временем уже взялся за него. Юноша отметил про себя, что действует он довольно ловко. Хотя сравнивать ему было особо не с чем, ведь почти всегда во время ранений ему приходилось обходиться, что называется, подручными средствами. Поэтому в каком-то смысле, получить врачебную помощь он был даже рад.
Но тут Криссе заговорил, и мысли Бадремона снова смешались.
- Благодарю, мне уже лучше. Только вставать я толком не могу... - сказал он как-то рассеяно. - На свадьбу?... - В какой-то момент ему показалось, что он плохо расслышал. Это был весьма неожиданный поворот. Если быть откровенным, то Бадремон просто не знал, что ответить. Вообще Криссе вел себя так, словно зашел навестить какого-нибудь старого друга, даже про вчерашний инцидент он говорил как о каком-то пустяке или недоразумении. Сам же Жюль-Сезар не совсем понимал, как ему себя вести. Вроде бы вчерашний конфликт был уже исчерпан, но с другой стороны Бадремон не был настолько отходчивым человеком, чтобы сделать вид, что ничего не случилось.
- Что ж, передайте господину де Петанжу, что я благодарен ему за приглашение. Возможно, что я смогу принять это его, - произнес он медленно, словно бы до последнего думая, что сказать, - если только мои раны мне это позволят. И если... - тут он запнулся. Посвящать этих людей во все обстоятельства и события, по вине которых он оказался вчера вечером в этом злополучном трактире, он совершенно не хотел. Надо сказать, что он и сам до конца не понимал всего того, что в последнее время происходило с ним (точнее то, во что ему приходилось ввязываться). Поэтому он совершенно не мог поручиться за то, что графиня, которая оставила его сегодня утром, не вернется через несколько дней или часов и не прикажет ему снова следовать за ней. В то же время он, кажется, все-таки решил принять предложение Криссе, опасаясь, что его отказ может быть воспринят как повод для новой ссоры. Да и вообще, отказываться было как-то неудобно.
- Простите меня, господа, - произнес он, - все дело в том, что я совершенно не располагаю собой. - Сказал он осторожно. - Я не могу обещать что-либо, потому как при определенных обстоятельствах исполнить эти обещания может сделаться невозможным.
Отредактировано Жюль-Сезар де Бадремон (2020-06-06 22:11:42)
К своим без малого тридцати годам г-н де Криссе был достаточно зрел, чтобы не вздыхать с облегчением, однако облегчение он все-таки почувствовал - его юный собеседник явно не держал зла на ранившего его дворянина. Не то чтобы Криссе всерьез опасался за жизнь или здоровье своего племянника в противном случае, но роли, которые они все сыграли вчера, были достаточно неприглядны, чтобы присовокуплять к ним еще и новые ссоры.
- Разумеется, - согласился он, - если здоровье помешает… вам или ему…
В комнате ненадолго повисла тишина, прерываемая лишь бормотанием Бредена: - Неплохо… неплохо… А теперь придется потерпеть…
Криссе, не понаслышке знавший, какие чувства испытывает человек, когда от его раны отдирают присохшую повязку, подошел к окну и встал спиной к юноше, чтобы его не смущать.
- Я хотел бы… принести свои извинения, сударь, - скороговоркой сказал он, надеясь втиснуть их в то время, когда Бадремону будет не до того. - Даме, в первую очередь, конечно, но и вам тоже, да… Когда она вернется, вы не знаете?
Врач тем временем более основательно взялся за дело. Оказалось, что повязку долго не меняли. Достаточно долго, чтобы она успела пусть и слегка срастись с раной. Само собой, ощущения от ее снятия были не из приятных. Хотя, в защиту доктора стоит сказать, что делал он все довольно аккуратно, все же тело то и дело пронзало болью. При любой манипуляции Бадремона бросало то в жар, то в холод. Однако, он старался, чтобы его самочувствие не отражалось на лице, хотя и подозревал, что получалось не очень-то хорошо. Слава Богу еще, что Криссе повернулся к нему спиной, а лекарь мало обращал внимания не лицо своего пациента, будучи больше занятым своей работой.
- Я принимаю Ваши извинения, сударь - Бадремон старался, чтобы его голос звучал твердо. - Думаю, что дама, которую я сопровождал, разделит мое мнение.
Бадремон подумал, что Крисе, наверное, в сущности, не такой уж и плохой человек. В конце концов, он же пришел извиниться и даже помощь свою предложил, хотя вполне мог этого и не делать. "Наверное, жизнь многих людей была бы проще, если бы они умели извиняться, - подумалось Жюлю, - ну или хотя бы просто были в состоянии признать свою вину."
"Когда она вернется?" Снова какие-то неприятные мысли, которые он отогнал от себя.
- Право, я не знаю, когда она вернется, и вернется ли вообще, - ответил он.
Криссе дернул щекой, когда юноша принял его извинения, но поскольку он стоял к нему спиной, эта гримаса осталась не замеченной никем. Отвечать тоже было не нужно, ибо мэтр Бреден, всецело поглощенный своим делом, бормотал себе под нос "прелестно", "ох-ох-ох" и "держитесь, молодой человек, почти все", ясно давая понять, что разговоры могли в настоящий момент разве что слегка отвлечь страждущего и все сколько-нибудь серьезное стоило оставить на потом. Криссе развернулся снова, когда врач проговорил "А теперь бальзамчику…", но молчал и сочувственно улыбался, пока повязка не была закреплена снова и мэтр Бреден с некоторой фамильярностью не похлопал своего пациента по плечу.
- Ну вот, ваша милость, так-то получше будет? Я завтра зайду еще, по дороге?..
Он бросил быстрый взгляд на Криссе, и тот покачал головой - терпеть общество врача еще и остаток дня он не собирался:
- Я надеюсь, доктор, вы осмотрите еще моего племянника? Трактирщица скажет вам, где его найти.
Мэтр Бреден степенно кивнул, ничуть, похоже, не обидевшись.
- В таком случае, я оставлю этой славной женщине порцию моего бальзама, да? А сейчас…
Он выкатился за дверь, и Криссе, крикнув ему вслед: "И вина! Скажите им, пусть принесут вина!", присел на ближайший табурет, глядя на юношу.
- Не знаете, - повторил он, - но что же тогда? В Париж?
Оказия такого рода немало бы ему пригодилась, но сперва надо было понять, с кем он имеет дело - с спутницей Бадремона он уже ошибся.
Наконец лекарь закончил свою работу и удалился. Криссе, который, казалось, только этого и ждал, повернулся к Бадремону. Он также распорядился относительно вина. Молодой человек был мысленно ему за это благодарен, ведь в средствах Жюль-Сезар был стеснен настолько, что даже лишняя бутылка вина могла считаться непредвиденными расходами, позволить которые он себе не мог. В те времена, когда он путешествовал с графиней, она, к его стыду, брала на себя часть расходов, однако сейчас он был предоставлен сам себе. Хорошо еще, что его комнаты были уже оплачены и что хозяйка, добрая женщина, кажется, проявила снисходительность к нему и его положению.
- Благодарю Вас, - успел он только вставить прежде чем за лекарем захлопнулась дверь, как бы обращая эту фразу одновременно и к Криссе, и к метру Бредену.
Наконец, они с Криссе остались наедине. Повисла пауза. Жюль-Сезар совершенно не представлял, о чем им разговаривать, а вот его новый знакомый, кажется, наоборот хотел словно бы о чем-то поговорить.
- В Париж? - как-то рассеянно проговорил Бадремон в ответ. - Да, пожалуй, что так.
В самом деле, куда ему еще было податься? Обратно домой? Нет, об этом не могло быть и речи. Поведать матушке о своем позоре и бедствиях он бы не решился даже под страхом смерти. Во-первых, он любил ее и ужасно боялся огорчить, а, во-вторых, прекрасно знал, что матушка была женщиной строгой и даже суровой. Жюль опасался, что узнай она хотя бы половину его "приключений", то изгнание из родного дома ему было бы обеспечено. Нет, уж лучше в Париж, хотя там его тоже не ждало ничего хорошего, но все же в большом городе возможностей несколько больше. Возможно, ему повезет найти себе хоть какую-нибудь службу.
Криссе помолчал, обдумывая услышанное, и если его улыбка стала несколько покровительственной, то разве у него не было к тому оснований? Пусть будучи дядюшкой, не настолько далеко он в свои тридцать пять ушел от юности, чтобы не заподозрить за безнадежным тоном юноши любовный недуг, жаливший его душу так же, как боль от раны жгла его тело. Вчера шевалье де Бадремон был готов защищать свою даму от всего света, сегодня он не знал, вернется ли она вообще, и о возвращении в Париж говорил с такой неуверенностью, что ясно становилось - о будущем без покинувшей его дамы он даже не задумывался, а она могла как вернуться за своим рыцарем на пути в Париж, так и не вернуться. А еще она носила мужское платье с легкостью, выдававшей давнюю привычку, и разговаривала как какая-нибудь принцесса. Черт, как любопытно!
- Ох, уж эти женщины, - вздохнул он со всем сочувствием, какое позволял ему от природы живой нрав. - Мы проливаем кровь за них, а они… уезжают с другими.
Было бы странно, если бы Криссе не предположил, что таинственной спутницей юноши была известная своими похождениями герцогиня де Шеврез, и именно этот вывод он и сделал.
Жюль-Сезар бросил быстрый взгляд на Криссе. Тот улыбался. Такую улыбку в былые времена Бадремон видел у людей, что оказывались посвящены в чью-нибудь деликатную тайну, которую они не могли ни рассказывать, ни хорошо скрывать, и следы которой как раз и выражались в виде вот такой улыбки.
Разговор между тем стал заходить в иное русло. Судя по всему, Криссе думал, что дама, которую сопровождал юноша, была его любовницей. Разумеется, Он был далеко не первым, кто так думал, да и Жюль-Сезар в самой глубине своей души, может быть, был бы и не против, но все же такой ход мысли ему не нравился. Все же, наличие мужа не давало ему забыться. Хорошо еще, что имя его спутницы осталось в тайне.
- Я не совсем понимаю, о чем Вы говорите, - произнес он на всякий случай. Бадремон подумал, что графиня, если она вернется, вряд ли будет в восторге от того, что он позволил себе слишком много болтать. Хотя этот человек был посторонним и вряд ли мог быть хоть как-то связан с графиней или ее семьей, но все же про себя Жюль-Сезар решил помалкивать по возможности. В особенности в том, что касается графини. Благо знал он и так крайне мало.
Отредактировано Жюль-Сезар де Бадремон (2020-06-14 00:08:08)
Криссе, получивший новое подтверждение своим выводам, чуть не рассмеялся, но восьмилетний сын, три племянника, младшим из которых был Петанж, и две племянницы научили его некоторой осмотрительности в общении с молодежью - мало что задевает юность больше, чем насмешки над тем, что им важно. Но все-таки - ну кто же так врет! Или?..
- Разве вы не знаете? - слова сами сорвались с губ, прежде чем Криссе подумал, что, может, следовало бы не сообщать раненому дурные новости. Но теперь уже ничего иного не оставалось, как продолжать, и он закончил: - Она уехала еще на рассвете. С шевалье де Ронэ.
Шевалье де Ронэ, сошлись вчера собутыльники после того, как бретер ушел, был человеком не только очень самонадеянным, но и забавным, однако на роль мужа синеглазки в мужском платье не подходил. Де Буэй даже спросил его прямо, не муж ли он ей, и ответу они все охотно поверили - просто телохранитель. Сейчас, однако, Криссе вновь засомневался.
- Мне это известно, сударь, - ответил Жюль-Сезар.
Видимо, Криссе думал, что удивит собеседника своими словами, но ему не удалось. Хотя упоминание о шевалье де Ронэ чуть не заставило молодого человека скривиться, но он старался сохранить невозмутимость. Теперь уж не оставалось сомнений в том, за кого его тут держат. "Неужели, это так заметно?", - подумал Бадремон. Он старался сдерживать свои эмоции, и ему даже казалось, что успешно, но, видимо, это ощущение было обманчиво. Наверное, в этот момент матушка обязательно бы упрекнула его в том, что он не способен контролировать себя "как и положено истинному дворянину". Но что было поделать, если любая эмоция или чувство молодого человека тут же отражалось на его лице, причем раньше, чем он успевал это осознать и тем более подавить.
Криссе тоже сейчас смотрел на него в таким лицом, будто ему все давно и доподлинно известно, хотя Бадремон знал, что это далеко не так. Ведь сам Жюль-Сезар ничего лишнего не говорил (ну или во всяком случае ему так казалось), а других источников информации у Криссе не было - сама графиня не пожелала назвать даже своего имени, не говоря о чем-то другом, а де Ронэ скорее проткнул бы его насквозь, чем стал откровенничать.
- Если эта дама пожелала уехать, значит ей так было угодно, - произнес он, стараясь придать своему голосу максимально равнодушный тон и делая вид, что его это совершенно не заботит и не касается. Хотя де Ронэ он, прямо скажем, не доверял и считал, что графиня сильно рискует, связываясь с этим сомнительным человеком. Но это, как говорится, ее выбор.
Отредактировано Жюль-Сезар де Бадремон (2020-06-14 21:55:00)
Криссе чуть не спросил, чего же тогда тут было не понимать, но опять вовремя прикусил язык и кивнул с самым многозначительным видом. "Эта дама" - даже если бы он сомневался, что она намеренно скрывает свое имя, юноша сейчас подтвердил его вывод, как и то, что она не выдумала себе какое-нибудь другое имя.
- Да, - согласился он, - она показалась и мне тоже очень решительной дамой. Я теперь понимаю, почему ее своеволие вошло в поговорку. Но ее не сослали же, она поехала в Тур по своей воле?
В комнату постучали, Криссе откликнулся, и появившийся на пороге хозяйский сын, безмозглый как статуя Святого Дионисия, на вытянутых руках внес кувшин и две кружки.
- Поставь, - буркнул Криссе, указывая на стол, но потом все же забрал у дурака его ношу, велел ему убираться и наполнил обе кружки, одну из которых вручил шевалье де Бадремону. - Ну, что… за здоровье вашей кузины?
Криссе был любопытен. Дже слишком. На взгляд Жюля тема была уже исчерпана, но все же его собеседник продолжал задавать вопросы. Словно бы ему всенепременно надо было знать кто, куда и зачем ехал в тот вечер. Это показалось Бадремону подозрительным. На всякий случай он еще раз подметил, что лучше не говорить ничего лишнего.
На вопрос Криссе о Туре он пожал плечами. Изображать неведение в данном случае было не так уж и сложно, постольку поскольку он и правда крайне мало знал и еще меньше понимал. Его делом было сопровождать графиню, защищать ее по возможности и не задавать лишних вопросов. Во всяком случае сам он для себя определил такую роль.
Когда принесли выпить, он оживился. Они наполнили кружки. Криссе произнес тост, а сам смотрел на Бадремона, словно бы ожидая как тот отреагирует. Жюль-Сезар решил пойти по пути наименьшего сопротивления, то есть не спорить - если его собеседнику угодно будет полагать, что с ним ехала кузина, то пусть так и будет. В конце концов, разве Криссе не сам хотел от него это услышать?
- Да, - кивнул он, поднимая свою кружку. Мельком у него в голове пронеслась мысль о том, что, возможно, они, обсуждая даму в мужском платье, думают и говорят о разных женщинах. "Да, это было бы забавно," - подумалось ему.
Отредактировано Жюль-Сезар де Бадремон (2020-06-16 22:51:47)
Для Криссе, помнившего вчерашнюю непосредственность юноши, его нынешняя молчаливость могла объясняться лишь одним - рана, растревоженная лекарем, причиняла ему такую боль, что бедняга всеми силами пытался сдерживаться. Криссе, точно так же ограничивавшийся односложными словами всю дорогу от Амбуаза и переставший огрызаться только в обеденном зале трактира, когда боль, ставшая почти привычной, наконец поутихла, понимал это очень хорошо.
- И ваше здоровье тоже, - добавил он, поднимая кружку. - Поверьте, это пройдет. Не сегодня еще, я боюсь, но завтра вам уже станет лучше. Это только царапина, поверьте моему опыту, вы скоро снова встанете на ноги… и даже сядете в седло. А когда сядете… - он слегка замялся, но продолжил: - я хотел бы попросить вас о небольшой услуге.
В то, что юный шевалье де Бадремон был кузеном блистательной герцогини де Шеврез, Криссе не поверил бы, даже если бы его в этом начал уверять сам Папа римский, но его преданность его спутнице была очевидной, а ее политические интересы - общеизвестными, и Криссе, решив изложить юноше свою просьбу, был уверен, что ничем не рискует.
- Об услуге?
Жюль-Сезар бросил удивленный взгляд на своего собеседника. В его понимании он был чуть ли не последним человеком, к которому можно обратиться за помощью - скорее наоборот, последнее время то и дело помощь требовалась ему самому. Да и не было у него влиятельных друзей или покровителей. Только если чета Бутвилей. Но Криссе, видимо, был не в курсе его нынешнего положения. Вообще, судя по тому, как он держался, Бадремона он считал уважаемым и, наверное, даже влиятельным человеком. Возможно, конечно, так здесь относятся ко всем дворянам, приехавшим из столицы, но у Бадремона из дворянского было, пожалуй, только имя.
Добраться до Парижа. Только при словах Криссе Жюль-Сезар подумал о том, как он, собственно, и будет добираться до Парижа. А ведь он так и не удосужился поинтересоваться, как там обстоит дело с лошадями. Помнится ему, графиня хотела их оставить и пересесть в карету. Если она так и сделала, то как бы не пришлось ему идти до столицы пешком, ибо той жалкой мелочи, что пребывала в его карманах, не хватило бы даже на самую захудалую клячу. Оставалось только уповать на предусмотрительность его спутницы.
- Кстати, вы не знаете, как там моя лошадь? А то из-за раны я как-то позабыл об этом справиться. - спросил он как бы невзначай. - И что за услугу я могу Вам оказать?
Отредактировано Жюль-Сезар де Бадремон (2020-06-20 23:36:30)
То, как растерялся юноша при его вопросе, окончательно убедило Криссе в том, что юный шевалье де Бадремон был не более чем игрушкой или инструментом в руках герцогини де Шеврез. И пусть сама герцогиня выглядела едва не младше и не неискушеннее своего спутника, слишком многое Криссе слышал о ее чарах и ее неотразимости, чтобы не угадывать проницательный ум и бесовскую хитрость за ее ангельским личиком и кажущейся наивностью.
И ведь он сам - разве он не приглашал ее к себе?..
- Не удивляйтесь, - добродушно откликнулся он, допив бокал. - И не бойтесь - я же знаю, с кем имею дело! Седой Луи забрал вашу лошадь - наплел что-то, будто она почтовая. Странно, что он так ошибся - честнейший человек и каждую клячу с соседних станций от холки до копыт знает. Но, видать, и на старуху, то есть на старика бывает проруха. Уверен, что он возместит вам потерю.
Разумеется, Криссе прекрасно знал, что Седой Луи не ошибся, но если шевалье де Бадремон хотел сделать вид, что приехал на своей лошади, а не на почтовой… Криссе не смог вовсе не намекнуть на свое понимание, но ему все-таки хватило такта на то, чтобы помочь юноше сохранить лицо.
Юноша немного растерялся. Неужели, Криссе успели рассказать о его спутнице? Или же он знал графиню в лицо? Но так или иначе, он не хотел, видимо, говорить прямо, ибо никаких имен до сих пор названо не было. То ли Криссе хотел убедиться в том, что его понимают, то ли блефовал в надежде, что собеседник сам все расскажет.
- Откуда же Вам это известно, могу я спросить? - поинтересовался Бадремон.
А вот при новости о лошади он немного расстроился. Конечно, разбираться с этим Седым Луи он бы все равно не стал, тем более, что платил за лошадь не он.
- Да, возможно ваш друг прав, - сказал он. - Со своим ранением я, кажется, стал несколько рассеянным.
Правда, теперь придется проявить некоторую изобретательность, либо уповать на случай. В данном случае он надеялся на то, что возвращаться графиня будет этой же дорогой и снизойдет до того, чтобы взять его с собой. Шансы были невелики, да и ему самому было ужасно стыдно так зависеть от женщины, но в его положении выбирать не приходилось.
На всякий случай он мысленно попытался прикинуть сколько времени у него уйдет на то, чтобы добраться до Парижа без лошади. Даже если не считать точно, то очевидно, что много.
Отредактировано Жюль-Сезар де Бадремон (2020-06-24 23:28:43)
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Вечер в деревне. 18 марта 1629 года, деревушка Ле-Брей на берегу Луары