- Не знаю, - честно призналась Мадлен в ответ на вопрос де Ронэ. - Видимо, знакомый.
Она все-таки не очень хорошо понимала, кто перед ней, хотя и догадалась, что познакомилась с ним отнюдь не в лавке, а у Петанжей, на одном из обедов, куда приглашали соседей целыми семействами. Что-то такое в памяти пыталось проклюнуться, но пока безуспешно.
Конечно, хотелось, чтобы он ушел, хотя в таверну редко заглядывают без цели и совсем ненадолго.
- Вы меня совсем не напугали. Напугала собака, - миролюбиво наврала Мадлен.
До собаки ей не было никакого дела, видела она и понаглее, причем вовсе без ошейника и хозяина, а вот черноволосый мужчина, конечно, пугал.
- Это собака ваша боится. А может, чует запах мяса. Вот только напрасно, потому что оно тут точно не свежее.

Собачья возня, невнятные вопросы и такие же странные ответы - все это дало мадемуазель Буше хотя бы немного времени, чтобы скинуть с себя оцепенение и немножко собраться. Вопросов было два. Первый - как зовут этого господина? Вопрос важный, конечно, но не настолько, чтобы без ответа на него нельзя было никак выкрутиться. В конце концов, можно вообще никак не обращаться, и пусть спишут на грубость торговки. Наверняка не в первый раз, зато впервые уничижительный вывод сыграет за нее, а не против.
А вот второй вопрос был гораздо важнее - что же говорить этому господину-без-имени? Хрупкая надежда, что он просто уйдет, разбилась быстрее, чем одна из собак уселась на пол, всем видом демонстрируя, что вообще-то никуда не собирается. Видимо, она хорошо чувствовала настроение хозяина.
А хозяин, похоже, испытывал некоторое замешательство.
- Вряд ли это можно назвать путешествием. Я еду навестить тетушку, которая оказалась при смерти, - Мадлен поджала губы, вероятно, чтобы изобразить сдержанную скорбь. - Отец в отъезде и никак не может, а она хочет увидеть хотя бы кого-то из родных, чтобы попрощаться.
Вот уж что-что, а придумывать Мадлен умела, тем более что тут это было гораздо проще. Ни один господин или даже дама из окружения Петанжей понятия не имеют о ее родственных связях. А вот в Амбуазе даже кухарка их соседей бы сейчас насторожилась.

В какой-то момент Мадлен уставилась на де Ронэ с таким изумлением, будто он был ее маленьким сыном, сообщившим бабушке, то есть ее свекрови, что мать называет ее старушкой вздорной и прожорливой, но довольно сносной. "Вы это серьезно?" - казалось, спрашивала она. Нет, все-таки некоторые порядки она никогда не будет в силах постичь. И даже этот человек, наемный убийца, которому ничего не стоит достать шпагу по пустяковому случаю, тем не менее не может пренебречь приличиями и мало того что представляется, так еще и своим настоящим именем! Он наверняка скорее проткнул бы этого де Шамбона, чтобы не болтал, чем назвался бы по-другому.
Зато де Шамбон тоже представился, избавив Мадлен от страданий, потому что, как она поняла, имени она бы все равно не вспомнила.
И еще поняла, что хорошо, что не успела назвать своего провожатого каким-нибудь кузеном или дядюшкой. Де Шамбон бы, конечно, узнал своего, даже если бы де Ронэ был одет бродягой и был совершенно пьян. Это так же верно, как и что в Сильвестре он не признает дворянина, хоть как его одень, причеши и надуши.
- В самом деле, у тетушки Маго характер, которым не каждый султан похвастает, - как можно безмятежнее сообщила она де Шамбону. - Она живет в Божанси, и никто там лучше ее работниц не шьет тонких рубашек. Бедняжка сломала ногу... хотя не удивлюсь, если ей помогли это сделать.

Отредактировано Мадлен Буше (2021-05-13 19:20:25)

От вопроса месье де Шамбона Мадлен пришла в полный восторг, хотя и не подала виду.
Не из-за того, конечно, что в этом вопросе как нельзя лучше проявлялась точка соприкосновения, где любой аристократ роднится с простолюдином в главном жизненном интересе и готовности его отстаивать, хотя и не без этого. Но больше потому, что собеседник, похоже, поверил, раз уж начал говорить об этой тетке как о настоящей, существующей.
Истории, заранее заготовленной, у Мадлен не было, но здравым вопросом, что делать, если попадется вдруг кто-то знакомый и будет недоумевать, куда это она направляется, она задавалась. Главная сюжетная нить у нее в общих чертах была, ну а развиваться ей пришлось бы в соответствии с пожеланиями слушателя.
Месье де Шамбон заговорил вот о наследстве.
- А никто не знает, каково оно, в том и дело. Тетка моя вздорная и давно рассорилась со всей родней. Живет одна, ну не считая работниц. Но ведь к ней посылают аж из самого Орлеана и Блуа, а жила она всегда скромно, потому что была порядочной скрягой. Из тех, кто из лужи во дворе не даст напиться просто так. Так что бедной она быть не может. А толкнул ли ее кто или нет, что она с лестницы кувырнулась, я только на месте смогу разузнать. Но зная ее характер, месье, можно только удивляться, почему она так долго ниоткуда не падала. Но, видимо, испугалась, а может, совесть замучила, раз написала. А дело такое, что медлить нельзя, потому что откуда знать, кому она написала еще?

Неприятное понимание, выразившееся на лице де Шамбона, вызвало в Мадлен мрачное удовлетворение. Она не сомневалась, что он верит ей, ну хотя бы потому, что все, что она говорит, конечно, так хорошо подчеркивает его мнение о ней. То мнение, которое ему бы было приятно подтвердить. Было бы неплохо, если бы ему стало неловко настолько, чтобы он счел необходимым покинуть их с де Ронэ компанию, которая должна была показаться ему весьма странной. Вот этого Мадлен хотелось больше всего, потому что сложнее всего было объяснить ее с провожатым союз. Что ни говори и как не закрывай глаза, а Мадлен не могла не видеть, что они с де Ронэ отличаются не меньше, чем де Ронэ и ее кузен. И тут уж какие шляпки не носи. Попытка выдать его за какого-нибудь далекого родственника будет, конечно, очень нелепа. Ну какое родство, даже по чьей-то глупости, неосторожности или шутке? Нет-нет, если бы таковое и случилось, де Ронэ бы обходил ее стороной тщательнее, чем теперь, когда они совершенно чужие друг другу.
И все шло очень хорошо, и все-таки де Шамбон решил поступить правильно, то есть задуматься.
Мадлен некоторое время с недоумением смотрела на него, как будто вообще не представляла себе, с чего это вдруг он решил поговорить с ней с глазу на глаз. Отказываться было нельзя, ведь тогда бы этот де Шамбон подумал, что она возражает, потому что боится де Ронэ или потому что де Ронэ не понравится, что она говорит с кем-то без него.
Мадлен пожала плечами, вроде как это, конечно, каприз, но если вы настаиваете... Выходить никуда она не стала, вот еще. Стоило как-то дать понять, что она все-таки тут ведет и заказывает.
- Простите, господин де Ронэ, - тон ее был извиняющимся, как будто теперь де Шамбон выступал нерадивым мальчишкой, за которого ей, матери, стыдно, - господин де Шамбон что-то хочет сказать только мне, а я совсем не хочу двигаться. У меня все тело ломит похуже, наверное, чем у моей тетки, когда та слетела с лестницы.

Отредактировано Мадлен Буше (2021-05-28 17:29:00)

- Он же назвался, - Мадлен Буше сделала вид, что сильно удивлена вопросом, - господин де Ронэ.
Нет, все-таки была своя прелесть в том, что де Шамбон был к ней настроен весьма предвзято. Вот отец бы сразу понял, что она притворяется, что глупит, и прикрикнул бы. Прочие знакомые кричать бы не стали, но разозлились бы каждый в доступном ему виде. А этот, возможно, решил, что она по-настоящему.
- Он назвал свое настоящее имя, - после паузы добавила Мадлен.
В паузах думать тяжело, но другого времени вообще нет.
- Ааа... вы про это, - после очередной паузы она засмеялась, как будто только сейчас поняла вопрос. - Кажется, он родственник или хороший друг семьи одной дамы в Божанси, которая очень обязана моей тетушке. Да, месье де Шамбон, иногда очень благородные господа оказываются в должниках у людей менее благородных, потому что те их выручили. Господин де Ронэ оказал такую любезность своей родственнице, которая непременно хотела вернуть долг. Надеюсь, вы не будете спрашивать меня о подробностях? Для того, чтобы стать сплетницей, мне еще слишком мало лет. А еще мне слишком много приходится говорить в лавке отца. Представьте себе, это вынуждает молчать все остальное время.

Вообще-то мадемуазель Буше было даже жаль месье де Шамбона. Он честно пытался разобраться в вопиющей для него ситуации, где невозможно было не увидеть подвоха, при этом оставаясь вежливым и безупречным, то есть поставив себе самое ограничивающее из возможных условие. Ей очень хотелось съязвить и сказать, что горничная, разумеется, вместе с кухаркой, лакеем и конюхом ждут их за поворотом. По короткому взгляду на провожатого становилось понятно, что и он бы, будь его воля, сказал что-нибудь такое же, а может, и похуже, то есть пооткровеннее. Но шутить было, конечно, нельзя, потому что, как догадывалась Мадлен, не так уж много еще надо было де Шамбону, чтобы почувствовать себя свободным от обязательств вежливого человека, опасающегося оскорбить.
- Моя горничная Мари ни за что бы никуда не поехала. Она ни разу в жизни носу из Амбуаза не высовывала и уж точно не сделает этого до самой смерти, даже если в городе вдруг поселится дракон. Но в Блуа, где мы остановимся, нас будут ждать две работницы моей тетушки. Вот они и будут моими горничными.

Про себя Мадлен не сказала ничего хорошего про благоразумного и благородного де Шамбона. Можно бы было и восхититься его порывом - тащиться в Блуа! Это не короткая прогулка в загородную рощу. Вот только когда порыв порядочности и ответственности совсем не к месту, сложно быть справедливой и отдать ему должное. Про себя Мадлен запаниковала. Конечно, если решаешься на авантюру, так будь готов изворачиваться, но искать в ночи двух девиц, которые притворятся мастерицами-белошвейками из Божанси, да так, чтобы не заметил де Шамбон, не самое приятное занятие, в исходе которого к тому же нельзя быть уверенной.
- Я не думаю, что в том есть необходимость, господин де Шамбон, - после легкой паузы, но твердо сказала Мадлен. - Я не знаю, как тетушка воспримет новость, что я прибыла в компании не одного месье де Ронэ, а я бы не хотела рисковать ее расположением.
Смотрела на своего собеседника Мадлен так, словно хотела сообщить ему, что у белошвеек, как и торговок, есть свои представления о приличиях, в которых дворянин, конечно, в жизни не разберется.

- То есть вы считаете, что знаете, что можно и что нельзя, лучше, чем господин де Петанж? - холодно осведомилась Мадлен.
Вообще она не хотела так далеко забираться и приплетать сюда жениха, которого уже считала бывшим, но уже приходилось. Месье де Шамбону теперь должно стать очень неловко, хотя на самом-то деле (Мадлен это прекрасно знала) он действовал по наитию и был совершенно прав - возмутительное путешествие не могло происходить с согласия де Петанжа.
Но все это не отменяло того, что он очень злил Мадлен своим вмешательством. "Вы входите в семью..." На самом деле уже выходим, господин де Шамбон, и это не ваше дело. Следите за своими сестрами, невестами и собаками.
- Простите, но мне кажется, что вы становитесь несколько навязчивы, господин де Шамбон, - добавила Мадлен с такой же холодной сдержанностью.
Это было подсмотрено и подслушано у госпожи де Петанж, конечно. В чем-то опыт общения с ней все-таки пригодился.

- До свидания, месье де Шамбон, - сказала Мадлен с такой интонацией, что можно было и догадаться - она прощается навсегда.
Она даже смогла почти мило улыбнуться, но стоило возмутителю спокойствия повернуться к ней, как ему в спину уперся тот злой взгляд, которым провожают торговцы всего мира того, кто пришел в лавку, уболтал ее владельца до смерти и перетрогал все вокруг, но так ничего и не купил.
- Он ушел, - почему-то шепотом сообщила де Мадлен своему спутнику очевидное.
Потом коротко кивнула и поднялась.
На дворе, где по счастливой случайности никого вокруг не оказалась, она все тем же шепотом задала вопрос.
- Он поверил? Как вы думаете, он хотя бы чуть-чуть поверил?
В чем-чем, а в вопросах, во что поверит или никогда не поверит аристократ, она могла бы довериться своему провожатому гораздо больше, чем самой себе.