- Куда угодно, хоть на край света, - немедленно отозвался Гастон, пользуясь тем, что его невеста удалилась уже достаточно далеко, чтобы не услышать - но ведь даже не обернувшись! - В таком обворожительном обществе…

Заметив, что какая-то девица, вида настолько скромного, что он уже граничил с простодушием, кинулась к одной из карет и стала опускать ее подножку вместо кучера, принц повел свою даму к другой, по дороге заверяя ее, что он только и мечтает оказаться одним из тех славных рыцарей, которые отправятся с ней, но он, к счастью или к несчастью, он не рыцарь, славный или не слишком, а принц - а значит, не может, бросив все, ни посвятить остаток своей жизни преклонению перед столь очаровательной дамой, ни даже продолжить путь с ней.

- А я так хотел бы показать вам Блуа, - совершенно искренне вздохнул он. - Там необыкновенные виды на реку… хотя, конечно, замок оставляет желать лучшего. Самая старая часть в ужасном состоянии, но крыло короля Франциска… честное слово, там может быть очень мило. Нет, я даже рад, пожалуй, что я еду не в Блуа, но… Нет, я имел в виду, я был бы рад поехать с вами - даже в Блуа… То есть Блуа, на самом деле, прелестное местечко… Вот! Видите, как вы смутили мой разум? Я несу всякую ерунду!

Конечно, всякую ерунду его высочество успешно нес и в любое другое время, но никакого особого желания пускаться в откровения он сейчас не испытывал сам и не ждал от своих приближенных, и рассмеялся оттого совершенно открыто - тем более что к этому моменту дверца кареты, наконец, закрылась, и, пусть даже на сиденье напротив примостилась горничная красавицы, Гастону ли было не знать, как слепы, глухи и немы становятся горничные прекрасных дам, когда их к этому побуждают золотые профили испанских монархов или, на худой конец, горстка серебряных профилей французских королей?

Карету чуточку тряхнуло на повороте, и Гастон с удовольствием слегка потерял равновесие.

Лукавая улыбка "мадам д'Алуэт" была совершенно очаровательной, и принц, хоть и испытал некоторое неудобство, услышав из соблазнительно изогнувшихся уст упоминание о своей невесте, с легкостью смог отбросить неприятное чувство. В конце концов, разве он не женится на м-ль де Гонзага? Разве это недостаточное доказательство того, что он питает к ней самые страстные чувства? Да и невеста это совсем другое дело, чем красавица-попутчица… ах, так ненадолго!

- Этого не может быть, потому что с моей прекрасной дамой я уже разлучался, и не раз и не два, - практично возразил он. - Мы же не в одном дворце живем, и ее вообще потом в Венсенский замок заключили, вы же знаете. Так что мы с ней то и дело должны были расставаться, и я никогда ничего подобного не испытывал. Даже наоборот, потому что…

Тут Гастон спохватился, что ухаживая, не стоило бы признаваться в том, что ум и ученость ее высочества так превосходят его собственные, что в ее обществе он неизменно чувствовал глубочайшее восхищение.

- Потому что сейчас мне надлежит радоваться, что вскоре я увижу ее снова, - он снова ощутил под ногами очень тонкий лед. - А я… о, я радуюсь, но вместе с тем и огорчаюсь, что мне предстоит разлука с вами… но ведь не навсегда же?

Момент казался подходящим, чтобы завладеть рукой дамы, и Гастон немедленно попытался это проделать.

- Стихи? - повторил его высочество, чувствуя, что обаяние незнакомки несколько блекнет. Не потому, разумеется, что принц не любил стихи - нет, стихи он как раз любил, но потому что… ну, дама, которая пишет стихи… Ее надо хвалить - это его высочество знал твердо и, в общем, мог, однако стихами дамы своего сердца он всегда восхищался так бурно, что на другую даму у него могло просто не хватить воображения. Но посвящение…

В это мгновение его высочество сложил два и два, получил шесть и уставился на свою очаровательную спутницу в полном недоумении.

- Но как же?.. Как же я не встречал вас до сих пор?! Или в Париже за ночь вырос новый Парнас, у Кастальского ключа которого пасется ваш Пегас?

Это красочное выражение Гастон подслушал у одного из завсегдатаев салона г-жи де Рамбуйе и позаимствовал без зазрения совести, даже если и подумал при этом, что где Кастальский ключ, там и еще девять муз… Господи, расплодилось-то… А что делать женщине? Пегас-то ладно, а вот вместо музы?..

Сравнению с вином - или аллегории или метафоре, черт его знает, что это было - его высочество рассмеялся совершенно искренне и запомнил, чтобы при случае блеснуть, и вместе с удовольствием испытал и чувство легкого превосходства: в отличие от "мадам д'Алуэт" он мифологию выучил… или хотя бы использовал - по назначению. А еще "мадам д'Алуэт" так хорошо его понимала, только…

- Моя муза? - растерялся он. - Но у меня нет… Ах, я понял, я понимаю. Я не пишу стихов, увы… или не совсем увы, потому что меня зато не надо хвалить. Но я бы с удовольствием похвалил вас! Прочтите же мне что-нибудь!

Нет, его высочество не опустился бы до того, чтобы показать язык своей невесте, но, вспомнив сейчас, с каким вопросом она обратилась к одноглазому, испытал чистейшее удовлетворение - потому что каких стихов можно ждать… ах ты, черт! Ронэ! Тот самый Ронэ, конечно!

Его высочество уставился на молодую женщину в непритворной растерянности, самым неожиданным образом лишившись дара речи - и было от чего! Нет, слова похвалы и восхищения он подобрал еще до того, как первая строфа перевалила за середину, но они оказались внезапно совершенно неподходящими - в стихах г-жи де Вейро не было ни "прелестных аллегорий", ни звонких рифм… да в них и рифмы-то были очень сомнительные, созвучия, а не рифмы, это его высочество осознал очень быстро, только он был совсем не готов к тому, что этакие крайне несовершенные стихи могут ему настолько понравиться. Значит, всякие нимфы, боги, пасторали и лужки совсем не обязательны? И даже рифмы?

Это было исключительно внезапно, и его высочество в буквальном смысле слова онемел, и спас его перепуганный визг, донесшийся из другой кареты. Нет, на ее утонченное высочество это было вовсе не похоже, но принц все равно поспешно высунул из окна голову.

- Что?.. Какого?..

Граф де Брион, пустивший уже коня в галоп, натянул поводья, развернул лошадь на узкой дороге с мастерством, которое Гастон не мог не оценить высочайшим образом, и вернулся к карете своего покровителя.

- Горничная, ваше высочество. Она, видите ли, в карете мышь нашла.

Он усмехнулся, ясно показывая, сколь мало верит в страхи горничной, и принц, внутренне кипя от возмущения, деланно усмехнулся в ответ. Мышь! К счастью, в это же самое время дорога сделала поворот, и, взглянув на вторую карету снова, он обнаружил, что одноглазый наглец не сидит внутри, а стоит на запятках - то есть за добродетель принцессы можно было не опасаться.

Успокоенный, он снова повернулся к своей спутнице, и теперь-то уж правильные слова нашлись сразу:

- Ах, сударыня, это настоящие чувства! Самый восхитительный подарок, какой я когда-либо получал от прекрасной дамы!

Здравомыслия его высочества хватило, однако, на то, чтобы сразу решить, что от своего лица он эти стихи читать не будет - даже если бы он смог их запомнить с первого раза.

Его высочество привычно заверил свою собеседницу, что забыть ее невозможно и не только раз увидев, но и раз услышав, а это больше, чем можно было сказать о большинстве женщин. То есть про большинство женщин он, конечно, тактично не сказал, а вместе этого удачно вспомнил псевдоним, под которым он ее узнал, и восхитился, насколько замечательно он подходит. Вышло, к сожалению, слегка сумбурно, но у Гастона так очень часто выходило, и ему не раз клялись, что в его непоследовательности имеется особый, присущий только его высочеству шарм.

- А еще, - добавил он, - теперь я понял, почему ваши стихи мне так понравились - это потому что они напоминают мне "Песнь о Роланде".

Если бы принц эту песнь читал, а не только про нее слышал, он выбрал бы другое сравнение, но сейчас он был очень доволен, осознав, что дело было не в дурных рифмах, а в том, что он, с подобающим особе королевской крови вкусом, тяготел к выверенным временем формам - как чрезвычайно лестно выразился однажды г-н Вуатюр.

- Молю вас, сударыня, - закончил он, - непременно прислать мне их, чтобы я мог приказать их отпечатать и включить в свою христо-… - нет, христопродавцы - это было точно не то, - в свою христофорию.

Как именно назывался сборник стихов, который собирала его ученая невеста, он точно вспомнить так и не смог, но ведь он всегда мог сказать, что это было всего лишь название! Не то чтобы он ожидал такой подставы от милой "мадам д'Алуэт", но знать, что ответить, всегда приятно.

"Песнь о Роланде" Гастон, конечно, знал. В дни далекой юности, когда очередной его наставник, человек, исключения ради, честный и образованный, изо всех сил пытался приобщить его к прекрасному языку его матушки и для того уговаривал его читать "Неистового Роланда" по-итальянски, он проболтался, что Ариосто на самом деле этих отважных рыцарей не сам придумал, а была такая героическая поэма - правда, по-французски… Гастон, не будь дурак, немедленно потребовал "настоящих рыцарей" - не потому, что так уж хотел читать стихи по-французски - хрен редьки не слаще - а потому, что этой книги у наставника под рукой не было. Послали в книжную лавку, потом в другую, потом в третью, его высочество умел быть очень настойчив, потом, через неделю, принесли какие-то другие книги про рыцарей, и с ними еще можно было жить, но Гастон не сдавался, пока в детскую не явился его величество самолично - только для того, чтобы сообщить сыну, что "Песнь о Роланде" найти никак невозможно, она пропала навсегда.

- Как, пропала? - удивился принц - не столько всерьез, сколько пытаясь потянуть хоть немного время, пока отец был тут, с ним, и получилось совершенно чудесно - король сел прямо на пол, рядом с ним, и начал рассказывать, что раньше книги писали от руки, и не такими каракулями, какие выходят у его высочества, а очень красиво, с рисунками… и он послал за такой книгой, чтобы показать сыну, и они вместе глядели на невообразимо яркие иллюстрации - людей, зверей, и ангелов, и даже цветы… Потом, к сожалению, пришел г-н де Сюлли, которого Гастон с тех пор очень недолюбливал, и увел отца заниматься государственными делами, но это был такой замечательный полдень, что было совсем не жалко, что "Песни о Роланде" больше не существует.

- Вообще-то, - дипломатично сказал его высочество, - по-моему, зря Роланд не протрубил в свой рог - столько народу зря полегло!..

Тут на него вдруг напал неудержимый смех, и объясниться он сумел с большим трудом, то и дело прыская в кулак:

- Но я обещаю… протрубить… если будет надо. А в-вы… вы напишите.

Гастон, который и не предполагал, что его наскоро завуалированная шутка будет иметь подобный успех, расхохотался вместе с "мадам д'Алуэт", с нескрываемым удовольствием глядя на ее смеющийся профиль. Мало того что красавица, еще и веселая! Необходимость так скоро расстаться с такой обворожительной во всех отношениях женщиной не могла не угнетать, и принц поспешно перебирал в уме возможные выходы. Конечно, у супруги наследника престола будут придворные дамы… и их штат можно было начать набирать прямо сейчас, но черт, погоня! И ее высочество, к сожалению, эту заботу наверняка не оценит, и сама красавица поэтесса… Так, а может… она обещала ему поэму, так может заказать у нее эту… как ее… эпиталаму? Конечно, г-н Вуатюр обидится, но черт с ним - другое дело, что ее высочество… а, и еще нужны свидетели…

Веселые голоса за окошком кареты напомнили его высочеству, что свидетелей у него хватит на две свадьбы, а проснувшийся здравый смысл - что взять с собой очаровательную "мадам д'Алуэт" он не сможет никак. Но ведь будет же время! И он вернется в Париж, и она, и она бывает в салонах… дам, которые пишут стихи, не так много, а в средневековом духе… О, он ее непременно найдет!

- Мой рог, - сообщил его высочество в итоге этих размышлений, - именуется… у него совсем не рыцарское имя, я боюсь… Амиконе. Это из "Неистового Роланда".

Видел он этого "Роланда" - толстый как синьора Сальваджа. И пусть кто посмеет сказать, что там такого не было - пускай идет и перечитывает! И вообще, может, это было у Боярдо.

- А ваш… ваша Пегаска?..

В этот момент его высочество с некоторым запозданием осознал, что Пегаса его прелестной собеседницы звали либо г-ном де Ронэ, либо - что для коня подошло бы куда лучше - Портосом.